Вводная

Из напоенных светом высот мы пали на землю, пролетев сквозь ледяную бездну, пробив собой хрустальные небеса. Мы шли по заснеженным долинам — а за нашими спинами поднималось Солнце, и снег таял, и под нашими ногами расцветали цветы, а пение наших труб эхом дробилось меж черных скал.

Здравствуйте, братья! Мы пришли из белого города на холме, из зеленой страны за морем, с дальних светлопенных берегов…

Как известно, благими намерениями вымощена дорога в Ангамандо. Но почему? Почему пали те, кого вела не ненависть, а верность и любовь? Сумеют ли сохранить эти чувства те, кого втянуло в водоворот злой судьбы, проклятия и предательства? Как и чем жить Верным домов Нолофинфэ и Арафинвэ? Почему мы знаем все о братоубийстве в Альквалонде — но никто из прошедших Отчаяние во льдах Хелкараксэ не рассказывал об этом никому?

Нельзя понять Падение, пока не поймешь, что потерял. Без отчаяния не узнаешь Надежды. Мы приглашаем вас на игру про Падение Нолдор — и про то, откуда они пали.

Память

Огонь множества свеч разгоняет серую мглу. Света у меня вдоволь. Все остальные удобства — деревянный стол, стул, перья и пергамент. В общем-то, мне ничего больше и не нужно. Работа занимает меня полностью.

Я один. Все звуки вокруг — скрип моего пера, потрескивание пламени и — издалека — тихое жужжание прялки. Воздух чуть слышно пахнет пылью.

Первое мое ясное воспоминание — белый камень дорожки и темная зелень соснового леса. Воздух пахнет хвоей, и еще один знакомый и родной запах я чувствую рядом с собой. Мать держит меня на руках. Небо наливается золотом, и в дуновении ветра я чувствую тепло еще одной ладони…

Серебряные сумерки. Я брожу в сосновой роще на восточном склоне холма. Отсюда не видно света окон, и от этого огоньки звезд в небе особенно ярки. Я вдруг думаю о том, что они похожи на пламя свеч, горящих в окнах чьего — то города там, в небесах. Или это Тирион отражается во Внешнем Море?

Дождь. Тучи низкие, серые. Я сижу на подоконнике, и капли падают совсем рядом со мной — левый рукав уже вымочили брызги. Я только что оторвал флейту от губ, и вдали — через несколько улиц — затихает тихий звук флейты моего безымянного собеседника. Тихо-тихо ворчит гром. Небо над лесом светлеет, там уже просыпается радуга. Хлопает входная дверь, и дом наполняется оранжево-огненными тонами. Отец идет в мастерскую — и вот уже повсюду запах свежих стружек, и звон пилы. Затихает низкая, глубокая нота… Еще тише… Вот затихла совсем.

Руны споро ложатся на пергамент. Потерявшись в счастливых воспоминаниях, я сам почти чувствую себя счастливым.

Мы — второе поколение Рожденных. Мы появились на свет в Городе, построенном нашими отцами. Город прекрасен — и нам хочется построить другой, еще лучше, невероятный, сияющий — но мы не можем придумать ничего такого, чего уже нет в Тирионе. Мы учимся творить, мы все хотим стать Мастерами — но есть творения, которые нам уже не превзойти. Кто и когда сможет создать что-то более совершенное, чем Сильмарили?

Но до этого порога еще далеко. Покуда мы учимся — и под руками оживает камень, открывает свои причудливые извивы дерево, радугой мерцает стекло, и таинственным узором бегут из-под пера тэнгвар…

…Как сейчас. Только там вокруг был свет, и зелень трав, и белоснежный Город — а здесь только серый туман без конца. И одиночество. И жужжит прялка…

…Как тогда. В том Доме никто из Живущих не был и никто не входил туда во плоти, но в саду его я бывал часто. У меня был любимый уголок в ивовых зарослях. Я мог сидеть там часами, разглядывая переплетения ветвей и серебристых листьев, в которых мне виделись морские волны, и облака, и сплетения рун. Прялка в доме не замолкала ни на минуту, но мне казалось — или снилось — что некий голос шепчет мне об узорах, из которых сплетаются травы, и о травах, из которых сплетаются горы, о малом в великом и о великом в малом, о том, что вода точит камень, и о том, что она из него вытачивает — и я спал наяву и видел во сне нити и гобелены…

…А мой отец в подгорных кузнях познавал Металл…

…А Таурран бродил в возлюбленных своих Лесах…

…А кто-то слушал песни вод, и шелест ветров, и говор семян, дремлющих в земле…

…Кто-то спал у сокровенного озера… Бежал по березовым рощам… Смотрел на звезды…

Но все слушали его.

- Об этом напиши подробно.

Кто это сказал? Ах, да… Здесь просто все время забываешь, что ты не один. Так тихо вокруг, и пусто…

Что ж, писать так писать.

Сначала мы просто не понимали, как можно говорить не то, что думаешь. Но он объяснил нам, что без этого в эту игру не сыграть. И в самом деле — если выигрывает тот, чьи замыслы другой не сумел предугадать, то выдавать их нельзя. Но ведь в игре надо действовать, а по действиям друг друга легко увидеть замыслы. Вот и выходит, что надо играть так, чтобы показать один замысел — а осуществлять другой. Сложно! Но интересно — и необычно. В игре — как и в искусстве, у одного получается лучше, а у другого хуже. А он играет лучше всех.

И не только играет. Вот, например, ковка. Как сделать такую сталь, чтоб была прочной — и в то же время гибкой? Мы пробуем, но у нас пока не выходит. А он показывает нам сталь, которая режет любую другую сталь — из нее хорошо будет делать инструменты — и сталь, которая режет камень — пригодится тем, кто строит дома — и сталь с красивым голубым отливом, и сталь с узорами.

Родители рассказывали нам, что во время похода через Эндорэ они видели таких зверей, у которых было оружие — такое, каким мы охотимся, только грубее. Этим оружием они охотились на квэнди. Они не понимали, что квэнди — не звери, а объяснений не слушали, и от них приходилось защищаться оружием. Говорят, что этих странных зверей когда-то создал он. Потом, говорил он, когда он вылечился, он хотел исправить этих зверей, но не смог найти всех. Поэтому, говорил он, если мы когда-нибудь будем в Эндорэ, нам нужно быть осторожными. Он сказал, что лучше научиться охотиться на них заранее, если мы собираемся когда-нибудь пойти в Эндорэ. Учиться, сказал он, можно друг с другом — а чтобы нечаянно не пораниться, надо сделать такую одежду, которая защитит от оружия — приделать к ней стальные пластины.

Он вообще хорошо придумывал игры. В игру с оружием играл даже Феанаро, который почему-то не любил его…

Это страшно. Даже теперь, когда я вспоминаю о том, как считал его своим другом, моя речь становится какой-то рваной и сумбурной. Игрой и дружеским советом он учил нас обманывать и стремится к победе за чужой счет. Ведь если один выигрывал в его игру, то другой проигрывал, потому что вместе победить было нельзя. Он научил нас сражаться — якобы для того, чтобы защитить себя — и мы привыкли к тому, что противника можно "убить". Понарошку, конечно… А само слово "противник"?

Как же мы были наивны…

Феанаро не любил сыновей Индис. А Артанис не любила Феанаро. А сыновья Феанаро не любили внуков Индис. Лишь Финакано и Майтимо были друзьями — но это ничего не меняло. Все эти раздоры разрывали народ на части — ведь каждый из нас знал, к кому из них тяготеет его сердце. Мы все чувствовали приближение беды, и каждый верил своему лорду.

А он смотрел на нас и радовался, ибо мы выучили его уроки так, как он и хотел, и Непокой нолдор становился все сильнее, и радость Благословенного Края угасала, но никто еще ничего не понимал, а потом стало поздно.

Я содрогаюсь. Вспоминать дальше — страшно.

Благословенный Край, казавшийся таким надежным и неколебимым, пал перед злой волей. Когда умерли Деревья, во мне тоже что-то умерло. Я утратил Свет — тогда я думал, что навсегда. Так я еще не терял ничего. Мой дом был осквернен — навсегда, и я возненавидел Мэлько, так жестоко обманувшего меня — и мой народ. Я — как мне тогда казалось — прозрел его обман, и понял, что раскаяние его было ложью — и что он должен быть повергнут, дабы он не успел разрушить и Эндорэ так же, как Аман.

А ненавидеть научил меня он, и ложь я познал из его уроков, и кто, как не он, научил меня думать об убийстве противника?

И вот Феанаро решил идти в поход, и его народ пошел за ним, и Нолофинвэ пошел за братом, которого любил, и которому клялся, а я пошел за Нолофинвэ — потому что любил его и верил ему, и тоже жаждал мести. И так все мы пошли туда, куда нас вел Мэлько — как стадо за пастухом, и так совершили то, чего он так желал!

Нет… Нет. Не нужно. Я не хочу вспоминать это снова! Не надо!

Наверное, я кричу.

Кричат чайки. На моем лице — мокрый песок. Вокруг темно — лишь немногие факела еще тлеют. Я с трудом сажусь, утираю лицо рукавом. На моих руках и на одежде темные пятна. Я начинаю оттирать руки песком, но пятна не сходят. Я тру все сильнее и сильнее, а потом понимаю, что это уже не их, а моя кровь.

Наверное, я кричу.

Тяжелая и теплая ладонь накрывает меня всего, и глубокий голос что-то негромко говорит мне…

Я засыпаю, не успев вытереть слезы.

Отчаяние

Я помню грязь на Эзеллохаре, и холод и мертвую тишину в Форменосе. Там я впервые увидел Зло своими глазами. Непроглядно-черные пятна, сочащиеся гноем, разъедающие самую ткань мира — яд Унголиантэ и злоба Мэлько. Они обещали тление, распад и скорую смерть, осквернение чистых, безумие мудрых и бессилие могучих, презрение и предательство, черную бездну, пожирающую Сотворенное, и ужасный конец, и ужас без конца.

Я был ребенком, не знал Зла, и не боялся его — ныне я вырос, и познал Зло, и стал им.

Мы не убивали — и мы не остановили убийц. Мы не клялись страшной клятвой — но пошли за поклявшимся. Мы не виновны ни в чем — кроме того, что сами стали ничем. Все, чем мы были — Смех, Песня и Творение — оставлено нами позади. Не нашими руками теперь брать флейту или перо — для них теперь сталь, и мороз, и осколки льда.

Нет нам ныне ни прощения, ни искупления. Прощение мы отвергли, а искупление  — не в наших силах, и безумен Феанаро, мыслящий повергнуть Моринготто. Мы сами избрали своим уделом кровь и пламя, и были низвергнуты во Внешнюю Тьму. Мы идем во мрак и холод, обиталище Зла и Ужаса, и никто не ждет нас ни впереди, ни позади. Там нам самое место.

Как быть, когда знакомый и уютный мир поворачивается к тебе обратной, ранее неведомой стороной?

Умирает отец.

Предает брат.

Отвергает любимая.

Изгоняет родина.

Жизнь словно поставила себе целью сбить тебя с ног — и наносит удар за ударом, неожиданно и непредсказуемо.

Брат ссорится с братом.

Брат поднимает на брата оружие.

Это не мы? Виновен Феанаро? А разве он не такой, как мы? Как быстро мы научились угрожать оружием друг другу! Так бы не было, если бы это противоречило нашей природе. Какие же мы тогда на самом деле?

Зачем нам идти в Эндорэ? Нам мало Амана? Нас чем-то обидели Валар? Сначала все повторяли слова Феанаро, позже придумали себе объяснения.

- Мы имеем право!

- Нас здесь держат!

- Недооценивают!

- Не доверяют!

- У нас хотят отнять!…

Кому на руку?

И вот уже вместо света в наших глазах и речах огонь. Так стоит ли удивляться, что гаснет Свет и вспыхивают факела?

Вот Феанаро в окружении своего народа. Огненные реки текут по улицам Тириона. Огненный вихрь вокруг холма. Огнем окутан говорящий, и пламя — его речи.

"Если все ваши сердца окажутся слишком слабы, чтобы следовать за мной, то я, Феанаро, уйду один в широкий и таинственный мир, дабы найти камни, которые принадлежат мне, и, возможно, много великого и странного повстречаю я там, более подобающего одному из Детей Илуватара, нежели слуге Богов…"

А капли крови братьев жгут руки, словно угли.

О чем мне еще плакать?
Вижу я Тирион в огне вместо света,
Слышу крик вместо смеха,
Чую копоть от факелов —
И темнеет светлое древо,
Белые крылья пылают,
Где увидишь еще — тонут лебеди,
А вода не погасит пламени,
Будут угли мерцать в песке.
Не от них ли искра взлетит?
Не от них ли пожар в степи?
Вижу пламя! Пламя на Ард-Гален!…

Пламя гаснет.

Остается зола.

Мы все сгорели в этом огне.

Я не могу больше называть себя Эльда. Ведь Эльдар не убивают, не предают, не делают Зла. Ведь так?

Мне больше не больно. Мне не страшно, не холодно, не одиноко. Нет ни веры, ни любви, ни ненависти. Есть только холод и пустота. Мы все молчим. Говорить не о чем. Я иду молча, не поднимая глаз, словно заводная игрушка.

Куда?

Зачем?

Слезы бессчетные прольете вы, и Валар оградят от вас Валинор, и исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Гнев Валар лежит на доме Феанаро, и он ляжет на всякого, кто последует за ним, и настигнет их, на западе ли, на востоке ли. Клятва станет вести их — и предавать, и те сокровища, которые они поклялись вернуть себе, всегда будут ускользать от них. Все начатое ими в добре завершится лихом; и произойдет то от предательства брата братом и от боязни предательства. Изгоями станут они навек.

Несправедливо пролили вы кровь своих братьев и запятнали землю Амана. За кровь вы заплатите кровью и будете жить вне Амана за завесой Смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа, и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете — оружием, муками и скорбью; и ваши бесприютные души придут тогда в Мандос. Долго вам жить там, и тосковать по телам, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас. Те же, кто останется в Средиземье и не придет к Мандосу, устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся и станут тенями печали для юного народа, что придет позже.

Таково Слово Валар.

Ты потерял всё, что раньше было твоим "я". Руки, которые убивали, больше не могут творить. Оскверненная убийством плоть не ступит больше на Благословенную землю. Тебе больше незачем жить — но и смерть не принесет тебе покоя.

Это все неправда, но ты еще не знаешь об этом. Ты потерял многое — и многое обретешь. Ты осознаешь то, из чего состоишь на самом деле. То, без чего ты действительно не смог бы жить. Форма. Цвет. Звук. Речь. Имя. Много имен. Ты — и не-ты. Любовь. Небо. Свет.

Эле! Смотри!

Это как второе рождение.

Ты пройдешь через самый страшных холод, и самую страшную тьму — отчаяние. Оттуда ты вынесешь сокровище — своё имя. Свое настоящее "я". Esse. Estel.

Правда, тебе может не хватить сил. Тогда ты умрешь — и смерть не принесет тебе покоя.

Мы играем в обретение надежды.

"Но рассмеялся Феанаро и сказал Нолдор: вам предрекли скорбь? Но мы познали ее в Амане. В Амане низверглись мы от блаженства к скорби. Попытаемся же теперь взойти через скорбь к радости — или хотя бы к свободе."